В ситуации с арестом худрука "Гоголь-центра" Кирилла Серебренникова у любого нормального русского человека возникает только один вопрос: "Почему только сейчас?"

В нашем обществе уже стало как-то незазорно материться. А с чего бы вдруг, когда мат свободно льется из уст топовых блогеров и модных артистов, которые на нем уже просто разговаривают, не в эфире ТВ, конечно. Эти люди могут запросто отвести ток-шоу и даже детскую передачу, а уже на ютубе оторваться по полной. Вслед за ними с наслаждением матерятся светские львицы и интеллектуальные барышни, уличные хулиганы в спортивках и клерки в белых рубашечках. А еще теперь совсем незазорно в социальных сетях написать малознакомой барышне, что у нее классные… (бюст, да?), а барышне, в свою очередь, публично признаться, что "он такой, я аж…" (ну и далее идет краткое описание физиологической реакции женского организма на потенциального полового партнера).

Можем ли мы представить себе сейчас, что еще каких-то лет двадцать назад подобное было немыслимо? И девушки, даже чтобы покурить, убегали в ближайшую подворотню, подальше от посторонних взглядов, теперь же спокойно себе дымят, идя по улицам, а что такого-то? Равноправие. Если в хорошем не получается, то в гадости - завсегда. Можно, например, татухами забить икры, руки и даже шеи. Где он, тот самый предел совершенства?

Ответ на вопрос, какова роль деятелей всяческих высоких и низких искусств, больших и малых драматических театров в том, что мы стали такими излишне продвинутыми и чересчур раскрепощенными, - тот еще ответ на тот еще вопрос. Но формулировка напрашивается одна: не без их помощи, конечно.

Нам говорили, что мужчины с обнаженными торсами и томными голосами, почему-то изображающие женщин на сцене, - это высокое искусство, и мы верили. Причем некоторые особо впечатлительные представители мужского пола поверили настолько, что и по сей день не могут уснуть, не увидев рядом мужчину с обнаженным торсом. Нам объясняли, что кинцо под компанию мужиков, приехавших в лес убивать животных, а в результате все экранное время потребляющих белоголовую в неограниченных количествах, трезвеющих и снова после очередных трехсот граммов впадающих в экстаз со всеми сопутствующими последствиями, - это что ни на есть народное кино, демонстрирующее национальный характер, и мы хлопали себя по колену и восклицали: "Ну как же точно!" И многие, нахлопавшись, заработали себе язву, отлечились у нарколога, зашились, а кто-то просто "вовремя не донес стакан" или преждевременно захлебнулся чересчур яркими эмоциями.

Нам пели в радиоэфирах про лошадку и доктора, везущих веселящее зелье, за которое по уголовному кодексу полагается реальный срок, писали для нас романы про музицирующих в оркестрах бесов и активно нюхающих кокаин большевистских командиров, давали читать журнальчики и газетки, рассказывающие о том, что последняя мода - это феминизм и гомосексуализм, и поощряющие подростков публиковать свои голые фотки на последних полосах, показывали сериалы про секс в школе... Наконец, нам еще до этого объяснили, что попы - это такие забавные архаичные существа в старомодных бородах, все счастье которых - приобрести свечной заводик, посему удивительно, что сейчас они как-то активизировались, везде лезут и еще чему-то норовят поучать. Нечего! Мы все про них давно прочитали и посмотрели...

Сказать, какую роль в воцарении этих подлинных Содома с Гоморрой, где, что удивительно, многие умудрились не спиться и не "сторчаться", не покончить жизнь самоубийством и не убить самому, не сесть, не заработать бесплодие или СПИД и, напротив, завести семьи и родить детей, сыграла деятельность теперь уже известного даже тем, кто театры всю жизнь обходил стороной, Кирилла Серебренникова, - довольно сложно. Потому как прибора, определяющего запачканность души, загаженность сознания, пока еще не изобрели.

Но вот, что удивительно: об издевательствах арестованного служителя муз над русской классикой известно давно. Матершина, секс, голые зады, разнополые, но, что симптоматично, преимущественно мужские - все это появилось в его постановках отнюдь не вчера. И из тех же материалов уголовного дела, по которому он ныне проходит, явствует, что с 2011 по 2014 годы на все эти художества Серебренникову было выделено 200 миллионов бюджетных рублей... Но судить его теперь будут только за хищение 68 государственных миллионов, выделенных на проект "Платформа".

Ну а если бы не расхитил? А потратил бы, например, на кожаную БДСМ-амуницию и известные имитаторы для постановки собственного мюзикла по "Герою нашего времени", например? Где главный герой раздевает несовершеннолетнюю, а сам сгорает от страсти к другу, которого убивает из-за опасения, что тот предпочтет ему барышню... Дали бы еще денег? Да, еще бы и водили на премьеру студентов первых курсов в обязательном порядке?

"Эти действия (государства, арестовавшего режиссера. - прим. ред.) наносят удар по культуре как основе общественных отношений в государстве, - так отреагировали на арест певца высоких смыслов и телесного низа кинодеятели страны. - Этими действиями, совершенными вдобавок с особой демонстративностью, отменяется хрупкий баланс общественного договора интеллигенции и власти".

Любопытная подробность. А каков был предмет этого договора, хотелось бы узнать, и каковы его условия? Рядового обывателя - потенциального зрителя - эта информация наверняка бы заинтересовала. Может быть, это выглядело бы следующим образом: сидят, значит, за одной частью стола в строгих костюмах с непроницаемыми лицами представители власти, а с другой - такие расслабленные, с сережками в ушах и ноздрях, с раскрашенными во все цвета радуги волосами и заплетенными в косицы бородами деятели всяческих искусств. И первые, значит, говорят: "Знаете, можете делать любую мерзость, даже испражняться на сцене, кто ограничит служителей Мельпомены? Правильно, никто. Но одна только просьба у нас: вы уже деньги, которые государство выделяет на все это непот… точнее, высокое искусство, не воруйте, а?"

В ответ на это творческая интеллигенция парирует:

"Но как же мы можем не воровать, когда финансы к нам льются буквально рекой? Вот, тут прописано - сценические костюмы. Но какие у нас могут быть сценические костюмы, ежели артисты давно уже без порток выступают, как и положено в продвинутых постановках? В соблазн вводите, судари, право дело".

Ну, значит, не договорились. И кровавый режим начал, как в 1937-м, хватать всех подряд. Теперь либеральная пресса на голубом глазу возмущается, что светоч высокого искусства сидит в камере с обычными одноразовыми тапочками, обычной одноразовой простыней, вдвоем с обычным подозреваемым в получении взятки. И ее как-то не волнует, что обычные люди обычно сидят по сорок человек в камере без тапочек и простыней.

Но как мы все понимаем, разговор тут не о нас с вами - обычных людях, иногда попадающих в камеры, но далеко не в такие условия, и, конечно, потенциальных зрителях. Тех, что хотят ходить в театры, но видеть интересные постановки, боль и радость на сцене, подлинные эмоции и нетривиальные сюжеты, способные заставить нас задуматься, сопереживать и, возможно, сделать в чем-то чище и лучше. А отнюдь не сублимации постановщиков, не сценические реализации за счет послушных актеров и шокированных зрителей их подростковых комплексов и девиаций.

Власти, у которой для народа "денег нет, а вы держитесь", но всегда найдутся средства для мастеров искусства, кажущих людям голые зады, равно как и самим мастерам искусства, до людей, выходит, дела нет. Посему нам, сирым и убогим, не понимающим высоких материй и откровенно сопротивляющимся подобным попыткам окультурить нас и наших детей, остается уповать только на то, что обласканные государственными грантами продвинутые режиссеры будут последовательны во всем, а значит, подвержены всем без исключения порокам. В том числе и воровству. Воруйте, господа. В большей степени у государства, которое, наконец-то, начало сажать за воровство. И, может быть, когда вас всех пересажают, на смену вам придут другие, чище и лучше, которые, в конце концов, вновь напомнят нам, что русский театр - это не низкопробный балаган, а сакральное место, традиции которого заложили Вахтангов, Ермолова, Качалов и другие достойные люди, чьи имена ассоциируются с уважением и восхищением, в то время как ваши - со стыдом и скандалом.